Бармен — друг молодежи: как россиянка запускала самый модный бар в сицилийской деревне

Пляжный бар Кати Афониной — лишь одно из десятков тысяч предприятий малого бизнеса Италии, по которым с началом туристического сезона может ударить эпидемия коронавируса. Рассказ о приключениях малого предпринимателя на Сицилии. О том, что бывает, когда персонал любит своих клиентов больше, чем нанимателя
Cреди сотен пламенных советов, которыми сицилийцы закидали меня за время стройки, был один, который оказал особенно выдающееся влияние на будущее моего предприятия. Мне посоветовали ориентироваться на молодежь. У нее нет своего бара в Акведольчи. Где она скрывается в будние дни, ученым еще только предстоит выяснить, но в пятницу и выходные — все ездят за тридцать километров на дискотеку. Вот бы отучить их от этого!

Не то чтобы советчик верил в мой успех. Наоборот: «Тебе сколько лет, Кать? Вот такие, как ты, и придут. Ты на них ничего не заработаешь! Бери молодого бармена! Если повезет и у него окажется много друзей — может и не прогоришь!»
Оценить это пожелание как экономическую модель я в 2018-м была еще не в силах. Но приглядевшись к взрослым посетителям окрестных баров, приглядывавшимся ко мне, я с готовностью окружила себя молодежью: Паша — 21, Николо — 24 и Бенедетта — 21. Я затаилась за их спинами в надежде, что молодежь Акведольчи не заметит подозрительную иностранную тетку и сочтет заведение модным.
Поскольку я не имела ни малейшего представления о социальном капитале своих работников, и могла лишь интуитивно оценить их пригодность к разливу напитков и уборке, то все трое были кисоньками в мешках.
Бенедетта — полусицилийка-полубразильянка, говорившая на родном итальянском так, будто половину букв от нее в детстве скрыли. Быстрая, как хвост дракона, и слепая к любым технологиям, даже самым базовым, как будто ее растили олени в тундре. Эта Маугли переломала все, до чего дотянулась: ободрала ножом тефлоновую поверхность тостера за 300 евро, стерла в пыль винт миксера, все лето выламывала окна киоска, не открывая щеколд.
Но в целом — все делала хорошо. Наверное. Я не знаю наверняка, потому что она довольно быстро получила киоск в свое полное распоряжение с 9.00 до 14.00 — пока я носилась по супермаркетам за нарезками для бутербродов, подавала заявки на вечеринки в агентстве по авторским правам, грузила ящики с пивом в женский туалет, срочно переделанный в склад, давила лимонный сок для граниты, — в общем, пыталась справиться со свалившейся на меня жестью. Бенедетта никогда не задавала вопросов, что в целом было удобно, пока не выяснялось, что ее спритц наполовину состоит из апероля и почти не содержит льда, а значит, продается примерно по своей себестоимости. С другой стороны, она так же молча, по собственной инициативе, стирала каждый день все полотенца, приносила из дома холодный кофе в бутылочке и продавала его аж по полтора евро, которые, наверное, клала в кассу.
Однажды клиенты пожаловались, что во время вечеринки Бенедетта (она иногда помогала мальчикам вечером) в режиме бомбардировщика нашвыряла на столы пакетики с чипсами, которые ей не заказывали и которые стоят 1,5 евро. Я неделю соображала, говорить с ней об этом или не тревожить загадочную темную материю в ее буйной голове, дабы не спровоцировать взрыв киоска. Наконец, решилась. Думала, она почувствует себя пойманной, оправдываться начнет... Ведь это странно, согласитесь, раздавать мои чипсы бесплатно людям, которые не хотят их есть!
Глотая слезы гордости и обиды, Бенедетта заявила, что если кто взял три коктейля или 10 бутылок пива — тот чипсы заслужил! По ее мнению. Ну, да, согласна, поэтому мы и покупаем вон те здоровые мешки по 2 евро, чтобы насыпать из них в тарелочку. Зачем же чипсы в маленьких пакетиках дарить? Я, конечно, не специалист, но одна и та же штука не может быть и платной, и бесплатной в одном и том же месте при разных обстоятельствах. Это как-то подозрительно! Закрадываются обоснованные сомнения на счет истинной цены этих чипсов.
Я всмотрелась в ничего не понимающие, полные слез глаза Бенедетты, и меня осенило: надо извиниться, заткнуться и тихо уповать на то, что баланс между продаваемым и раздаваемым ею — в мою пользу. Кто еще будет мне эти проклятые полотенца стирать?
Моей второй находкой был Паша. Даже не знаю, как тут в двух словах. Он один на сериал тянет. Паша — украинец, усыновленный парой пожилых и очень любящих его сицилийцев. Но из-за бестолковой биологической матери,н е дававшей согласия на усыновление, Паша рос в детских домах, приезжая в Акведольчи только на лето. Окончательно перебрался в окрестности моего киоска он всего за два года до описываемых событий. С одной стороны, он знал в деревне почти всех, говорил так, что никто его в иноземности и не подозревал. С другой — никаким сицилийцем он не являлся по множеству признаков. Среди них и тайная страсть к просмотру Урганта, Навального и каких-то украинцев, блеснувших на Евровидении.

Сицилийцы свято соблюдают рабочие часы. Особенно тот момент, когда пора по домам. Даже самый отъявленный трудоголик работает без еды, перекуров и болтовни, но всегда (!) от звонка до звонка. И если за час до конца работы предложить сицилийцу потрудиться еще часика три за деньги, скорее всего, его планы на вечер не изменятся, как бы беден он ни был.
Паша один во всей округе работал, как русские. «Еще полночи? Не вопрос, раз уж мы все равно тут!» «В обед убраться не успел, сейчас народ разойдется, и я все подмету, а то мусор под столами бесит!» «Делать нечего, но я тут еще посижу, вдруг что-нибудь случится!» Он, как и я, понятия не имел, сколько сейчас времени, если было чем заняться, а спать еще не хотелось.
Кроме того, у Паши был очень выгодный психоз: он был помешан на чистоте. Судя по комнате, в которой он жил, Паша был привидением. Ни одного предмета, указывающего на чью-то жизнедеятельность. С пола есть можно. На стены муха присесть стесняется. Не то операционная, не то гараж Декстера Моргана, выкрашенный в цвета украинского флага.
Третье Пашино достоинство заключалось в улыбке, которая не покидала его даже во время моих испепеляющих монологов, посвященных... ну, скажем, его безграничному гостеприимству. В первый же месяц работы киоск был битком набит его друзьями и подружками, никогда не покупавшими ничего дороже воды, зато охотно помогавшими Паше пробивать чеки, хранившими свои телефоны и сумки поверх моей и вообще чувствовавшими себя как дома. Паша улыбался и подкупающе честно признавал: да, это неправильно, но я не знаю, как их выгнать, они же уже привыкли.
Третий мой работник — и самый выдающийся с точки зрения психиатрии — звался Николо. Он учился в университете на архитектора и нарисовал мне вывеску. На этом бы нам и расстаться, но добрые люди убедили меня, что Николо важен для заведения, так как у него много друзей, а с работой он как-нибудь справится.
Тут стоит заметить, что все мы четверо занялись барным делом впервые. И если Бенедетта еще успела поубираться в каких-то пекарнях и парикмахерских, а я, в силу возраста, имела за плечами свою бессмысленную московскую карьеру, никак с общепитом не связанную, то у Паши и Николо это была первая в жизни работа. Помните свою первую работу? Я вот да. Я была очень старательной, послушной и побаивалась начальницы. Николо никого не боялся. Он знал, что один тянет на себе всю «молодежную политику», и ходил гордо, как и положено министру.
Друзья Паши и Бенедетты оказались примерно из одной серии, им гораздо больше нравилось болтать или публично худеть в инстаграме, чем пить пиво. А вот у Николо имелась компания деревенских мажоров на машинах, подаренных родителями на совершеннолетие. И Николо всячески обращал на этот факт мое внимание: «Счет 56 евро, Катя, вот они, мои друзья! Да, они такие! Кстати, я сделал скидку в 6 евро, окей?» «Ээээ.... ну... минуточку... Алло, Розарио, скажи, вы в ресторане делаете скидки по 10%? Спасибо, я так и думала».
Если друзей Николо мог приласкать скидками, то как известить всех остальных о своей выдающейся роли в истории пляжа и при этом хоть что-то положить в кассу? «Катя, спасибо, что ты позволила мне управлять этим лидо» — орал Николо через всю поляну ни с того ни с сего. «Катя, ты не подашь мне пепельницу?» «Катя, все в порядке, можешь идти!» —последнее орется мне в спину, когда я направляюсь с сумкой к машине.
Я чувствовала себя эпизодическим персонажем фильма «Отпетые мошенники» и в целом ржала. Пока не обнаружила Николо сидящим лицом к лицу с моим немного изумленным поставщиком алкоголя и обсуждающим цены на товар. Я просто отошла на секунду за ручкой, вернулась, а моя должность и стул заняты! Стало чуть менее забавно. А потом ко мне и вовсе стали обращаться люди, желавшие понять, почему им звонит Николо и отчитывает их за какой-то пропавший ножик, интересуется нашей совместной выручкой за такое-то число, короче, ведет себя так, будто он лишь начал с моего киоска, а так-то скоро приберет к рукам весь деревенский общепит.
Пришлось расстаться с будущим архитектором. На прощанье он обещал мне финансовые проверки в лице своего папы, служащего налоговой полиции. К счастью, наврал.
Первые плоды своей молодежной политики я оценила где-то к середине июля. Средний возраст посетителей был 23-25, что, по мнению окружающих, должно было меня озолотить. Однако на €15 000, потраченных на товар, приходилось €17 000, осевших в кассе. €2000 заработка за месяц, плюс бутылок примерно на ту же сумму по полкам и холодильникам. Узнав эти цифры, консильере Розарио из дружественного ресторана твердо заверил, что меня грабят.
Сейчас, спустя полтора года, я думаю, что Розарио был прав лишь отчасти. Просто молодежная политика — дело тонкое. Ребятишки и правда легко тратят деньги, которые им дали родители, но и сверстники, продающие им кока-колу, не за тем устроились на работу в бар, чтобы стать врагами всей деревни. Любой нанятый бармен, живущий с папой и мамой, в любой непонятной ситуации выберет не меня, а клиента. Не думаю, что мои котики отсыпали себе в карман денег из кассы, — думаю, они просто любили свои Акведольчи всей душой и ни в чем не отказывали ни родне, ни друзьям, ни соседям.
Настоящие грабители — это, конечно, клиенты, а не стафф. О них в следующей серии.